Календарь

Месяцеслов

Праздники

Покровитель

Соборы святых

Святые на всякую потребу

Словарь терминов

Календарь

Месяцеслов

Праздники

Покровитель

Соборы святых

Святые на всякую потребу

Словарь терминов

Николай Восторгов, пресвитер, священномученик

Житие

Священномученик Николай родился 21 ноября 1875 года в селе Никологорском Вязниковского уезда Владимирской губернии в семье псаломщика Евдокима Восторгова. Получив образование во Владимирском духовном училище, Николай стал служить псаломщиком в Николаевском храме на погосте Горицы. Вот как описал впоследствии этот период своей жизни отец Николай в назидание детям.
Как всем это известно, что родина каждому мила, так, может быть, и я восхваляю свою родину лишь только потому, что всю молодую отроческую жизнь провел среди своих родных и знакомых, и потому только она мне мила, а, быть может, для другого она ни чего не представляет особенного и умилительного. Но, между прочим, я, пишущий сии строки, хочу описать свою родную сторонку; быть может, в часы досуга, в которые сын или дочь мои возьмут в руки сию тетрадь, и, прочитавши, вспомнят меня и помянут на своих святых молитвах.
Родился я 1875 года, ноября 21 дня, в селе Никологорском Вязниковского уезда Владимирской губернии, родитель мой был псаломщик Христорождественской церкви Евдоким Михайлович Восторгов и мать Анна Александровна. Самое детство я вовсе не помню, но зато прекрасно помню с девяти лет, тогда как меня родитель готовил на экзамен во Владимирское духовное училище. По окончании сельской школы мне отец объявил, что 16 августа повезет меня во Владимир, и тогда мне впало в голову, что скоро-скоро придется расстаться со всей своей природой милой, как-то: садом, рощей, речкой, полем и лужками, где резвился со своими товарищами, а главное, никогда я не мог смириться с расставанием со своими родителями и сестрами. В семействе меня очень любили, так как я из всей семьи был один только сын, а были четыре сестры, и вот потому-то меня очень любили, но надо сказать, что баловства никакого мне не позволяли, так как отец и мать были очень религиозные и строгие в дело, но никак не зазря. Никогда они не позволяли мне и прочим сестрам, чтобы прогулять всенощную или проспать заутреню и обедню, это было недопустимо. Хотя действительно, иногда и не хотелось вставать рано, но, боясь гнева родителей, встаешь и идешь. В конце концов, как остаюсь благодарен за это и всегда вспоминаю своих родителей за их доброе воспитание, которым пользуюсь я и в настоящее время, воспитывая своих детей.
Два года я прожил в Вязниках и потом перешел в Боголюбов монастырь, в котором жил немного. Бывший иеромонахом Сергий (Меморский) был назначен настоятелем Введенской Островской пустыни, он взял меня с собой, и я с ним переехал туда, где был у него келейником и секретарем и прожил полтора года очень хорошо.
Хорошо жилось на этом месте, но желание родителей пристроить себя на более прочное место заставило меня задуматься над этим вопросом. Годы мои еще были невелики, а именно двадцать лет, воинская повинность мне не угрожала, так как я был один сын и притом уже вышедших из годов родителей при трех сестрах-девицах. Было намерение остаться в монастыре и со временем принять монашество, но, знать, не судьба быть монахом, а быть семьянином.
Получив благословение, беру резолюцию и отправляюсь в консисторию за получением указа. Да, рискованно я тогда поступил, но, стало быть, судьба быть тому. Сколько было невест и плохих и хороших пересмотрено, а эту, не видавши, решился взять...
Приехавши в дом своих родителей, я сообщил им о назначении меня на штатное место со взятием сироты-девицы, с которой брак должен быть после Пасхи в неделю мироносиц, чем родители были удивлены и, с другой стороны, очень рады, что я пристроился к оседлому месту. Дело это было на третьей неделе Великого поста; к неделе Крестопоклонной я должен был уже отправиться на место служения, а потому на следующий день пошел вместе с родителями в свой храм к литургии Преждеосвященных Даров и, помолясь в последний раз, отслужа напутственный молебен пред иконою Богородицы Нечаянной Радости, отправился на место служения. Приехавши, поселился в доме невесты, хотя и неудобно было, но не было квартиры, так как погост Горицы находился отдельно от селений, здесь жило одно духовенство: священник, диакон, псаломщик; была церковная сторожка и более домов никаких ввиду этого и пришлось стать в дом невесты. Очень, очень неудобно было проживать, но, благодаря братьям невесты, привык, хотя глупостей ни с той, ни с другой, впрочем, стороны не было, а жили так, как и подобало по всем правилам закона жить: честно, благородно и богобоязненно.
В погост Горицы приехали поздно, около 11 часов ночи, наскоро попивши чайку и закусивши, завалились спать кто где кто на сушилах, кто в сенях, кто в чулане, кто в доме, и заснули мертвецки от такого путешествия. Наутро, то есть в Неделю мироносиц, по первом ударе колоколов отец пошел в храм к утрене, я же истомился и спал крепким сном, но зато к обедне пришел к началу, и, отслуживши оную, стали делать разные приготовления к свадьбе, которая предполагалась около шести часов вечера. Вплоть до вечера суетились, хлопотали, приготовляя, что было нужно. Но вот, наконец, приходит диакон с обыскной книгой, в которой я и невеста расписались, и диакон, получивши гонорар и выпив водочки, отправился в церковь, где уже дожидалось много народу в ожидании скорого венчания. Священник, благословивши крестом жениха и невесту, повел в храм, где уже дожидался любительский хор певчих. Началось венчание, по окончании коего повели молодую чету в венцах в дом, по провозглашении многолетия диаконом брачующимся и воспитавшим их родителям пошли поздравительные тосты и крик: Горько, горько, горько! И пошла плясня рукава стряхня, одним словом, как и везде и всюду водится.
В 1915 году Николай Евдокимович был рукоположен во диакона и направлен в село Дедово Муромского уезда. Там он прослужил до 1927 года, когда уже вовсю шли гонения, и в апреле этого года он был рукоположен во священника к церкви села Голянищево. Через год отец Николай переехал служить в село Чулково Вагского района Нижегородской области и прослужил здесь до дня и часа ареста. В середине июля 1929 года местные власти объявили священнику, что он будет непременно выселен из церковного дома. Прихожане, однако, выразили протест против беззаконных действий властей, тем более что дом священнический был построен самими крестьянами, и они подали прошение с ходатайством не выселять священника. Власти расценили эти действия как бунт народа против коммунистической власти и в начале августа арестовали священника и вместе с ним двух крестьян, заключив их в тюрьму в городе Муроме.
Из тюрьмы отец Николай писал детям: Любимые мои детки и внучки, благоденствуйте! Уведомляю вас, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Как я вам благодарен за ваше ко мне сочувствие. Так как ведь я человек бездельный и аппетит плохой, ничего не хочется, все время я свой паек отдаю, а питался тем, что вами присылалось. Теперь вы меня снабдили надолго и, кроме известия о себе и наших, ничего не шлите. Я, когда выйдет, попрошу у вас, но, надо сказать, что ведь вы сами сидите на пайке и мне приходится пользоваться вашим пайком, а у себя урезаете, чтобы этого не было. Я, как человек бездельный, могу и день и два пробыть без пищи, а вам и малым детям этого недопустимо. Живу я и скорблю о доме, что там делается, как там дела; мне совершенно ничего не известно. Приходит ночь, ляжешь, а в голову лезет всякая нелепица, вертишься, вертишься, так и не уснешь, да, прямо сказать, какое и спанье-то, чуть не на голых досках, покроемся подрясником, а кулак в голову и спи сладко; поневоле сядешь, да и давай заниматься охотой на белых зайцев. Но надо сказать правду, что вот сижу уже почти две недели, а паразитов еще не находил, а чувствуется, что кусают. Всё это ничто, всё перенесу лишь бы Господь Бог дал здоровья мне и вам, а то всё пройдет.
Опишите мне, что пишут из дома и как они себя чувствуют. Что касается меня, то мне допросу еще не было, не могу знать, будет или нет. Хорошо бы с вами повидаться, но раз мне не было допроса, то, пожалуй, невозможно будет, а хлопотать я не знаю где и как, и посоветоваться не с кем. Да, детки! Приходят великие праздники, а мне приходится быть без службы как это для меня тяжело и больно; чуть услышишь звон, и невольно сердце обливается кровью, погрустишь и в душе помолишься, и тем довольствуешься. К счастью моему, в камере нашей собрались все верующие, так что и помолишься иной раз, как и дома, и не слышишь со стороны никаких насмешек, одно только, что нет таких духовных книг, которые бы почитал я с великим удовольствием.
Благодать, мир и любовь да ниспошлет на вас Господь Бог и благословение Господне на вас Того благодатию и человеколюбием всегда ныне и присно и во веки веков.
Остаюсь ваш отец, священник Николай Евдокимович Восторгов.
22 августа следователь вызвал священника на допрос. Отвечая на вопросы, отец Николай сказал: В апреле 1927 года ко мне в село Дедово, где я служил диаконом, пришел член церковного совета из села Голянищево и предложил мне занять в Голянищеве свободное место священника, на что я и согласился. Прослужил год с месяцем в селе Голянищево, мне предложили место священника в селе Чулково Вагского района, куда я в июне 1928 года и перешел, где и служу до сего времени.
20 ноября 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Николая к трем годам заключения в концлагерь, а двух крестьян к шести месяцам лишения свободы. Священник был заключен в 4-ю роту Соловецкого концлагеря на Большом Соловецком острове. Вскоре после прибытия в лагерь он заболел тифом и был помещен в лагерную больницу.
Священник Николай Восторгов скончался на главном Соловецком острове в центральной больнице Соловецкого лагеря особого назначения 1 февраля 1930 года.